Забытые уголки русской провинции. Усадьба Иваньково
Михайловская Пушкиниана. Сборник статей Государственного Музея–Заповедника «Михайловское». М., 1999. Вып. 5. С. 108.
…В середине сентября 1894 года по старым трактам псковской земли двигался открытый тарантас, запряженный тройкой. Баронесса Екатерина Кирилловна Остен-Сакен, [1] светская дама, мать двух сыновей, известная в придворных кругах поэтесса, ехала в свою усадьбу к именинам матери Софьи Александровны Зыбиной. [2] Дорога шла мимо Михайловского, Тригорского и неспешным движением и многоцветьем осенней поры навевала мысль о жизни, материнской и женской судьбе, той поре, о которой Поэт сказал «цветы последние милей счастливых первенцев полей…», и о самом Поэте.
«… К моему настроению, уже без того поэтическому, — писала Екатерина Кирилловна своему многолетнему адресату Александру Владимировичу Жиркевичу, [3] — неожиданно присоединился ямщик наш, у которого оказался дивный тенор. Мне вспомнились «Певцы» Тургенева; потом и я для него запела кое-какие чисто русские мотивы Глинки, Чайковского… Ямщик изумлен был, и мы оба всецело наслаждались, уверяю вас. Это было под вечер…, при ослепительном закате солнца в Тригорское озеро, на противоположном берегу которого золотом горели кресты Святогорского монастыря, где та могила… Дух Пушкина, жизнью близкой, страстной, несомненной покоился кругом, он живее охватывал мою душу в эти минуты, чем если бы я присутствовала на идеальном представлении его Бориса Годунова или Дон Жуана.
В милом, изящном селе нашем, в гостиной, где посреди рощи целой фикусов, пальм и роз в цвету в кадках, в пьянящем дыхании туберозы, мы много писали музыки и стихов с моей гениальной матерью…» (из письма Е. К. Остен-Сакен к А. В. Жиркевичу от 19 октября 1894 года).
Софья Александровна Зыбина
(ур. Алединская) в детстве,
мать баронессы Е. К. Остен-Сакен
Екатерина Кирилловна Остен-Сакен
Фотография из альбома А. В. Жиркевича: «Баронесса Екатерина Кирилловна Остен-Сакен (ур. Зыбина). Поэтесса, певица, музыкантша, друг Апухтина, Тютчева и др., и моя старинная знакомая. (Ее портрет в молодости). А. Жиркевич». ОР ГМТ
Несколько лет тому назад в моих руках оказалось 127 писем [4] и записок забытой поэтессы Екатерины Кирилловны Остен-Сакен (1846-1923), урожд. Зыбиной, к моему деду Александру Владимировичу Жиркевичу. Начиная работу с ними, я не предполагала, что жизнь Екатерины Кирилловны и ее семьи войдет в мою жизнь, станет сочувственно волновать своими бедами и заботами, а чтение писем Екатерины Кирилловны станет любимым занятием. Но… «бывают странные сближенья».
Написанные великолепным литературным языком, письма эти говорят о разносторонних интересах умной и образованной женщины. Она делится впечатлениями от прочитанных книг и просмотренных спектаклей, размышляет о роли искусства, о духовном содержании жизни. И, конечно, круг семейных отношений, мир чувств женщины – жены и матери – все это на страницах писем сохранено в естественном переплетении.
«История проходит через дом человека, — писал выдающийся ученый-филолог Ю. М. Лотман, — через его частную жизнь. Не титулы, ордена или царская милость, а «самостояние человека» превращают его в историческую личность».
В 70-90 годах прошлого столетия имя баронессы Е. К. Остен-Сакен было хорошо известно в музыкальных и литературных кругах Петербурга. Ее стихи печатались в столичных журналах «Вестник Европы», «Русский вестник», «Нива», в детских журналах. Ею изданы две книжки стихов, переведена пьеса французского автора А. Териэ, которая под названием «Пришел желанный» шла в Александринском театре (1899 год) с Комиссаржевской в главной роли.
Яркие музыкальные и артистические дарования и, вероятно, большое личное обаяние привлекали внимание выдающихся людей русской культуры к личности Е. К. Остен-Сакен. В юные годы она была дружна с Тютчевым, [5] в дальнейшем с Апухтиным, [6] была знакома с поэтом Полонским, музыкантами А. Рубинштейном, Ц. Кюи, [7] с поэтом К. Р. (великий князь Константин Романов) и др.
Е. К. Остен-Сакен
На обороте фотографии дарственная надпись А. В. Жиркевичу:
«Поэт! Что люди? Что года?
Коль сердце, в нас, не оскудело?
Мой друг! Отныне, навсегда
Я сердцем Ваша
Филомела
1892. 27 апреля. Вильна». ОР ГМТ
Стихотворение Е. К. Остен-Сакен
«У камина»
Е. К. Остен-Сакен в костюме
На обороте фотографии дарственная надпись А. В. Жиркевичу:
«Другу Жиркевичу на добрую память.
Б-сса Е. Остен-Сакен.
с. Иваньково. 13-го Июля. 1915 г.»
ОР ГМТ
Усадьба Иваньково, в которую ехала Екатерина Кирилловна, находилась всего в нескольких часах езды от пушкинских мест, около старинного поселка Локня. Это было небольшое, но уютное поместье, «милое сельцо Иваньково» с двухэтажным домом с ионическими колоннами, окруженный садом, полным цветущей сирени, и липовыми аллеями, переходящими в хвойный парк; большой пруд, многочисленные хозяйственные постройки… Возвращаясь из усадьбы или по дороге в нее, мать и дочь не забывали поклониться праху поэта в Святогорском монастыре.
«…Вообразите, в первый раз за много лет, — писала Екатерина Кирилловна, — я нашла около двадцати венков полузасохших, кинутых в беспорядке на эту могилу; на одном из них я сорвала цветок и присоединила к другим травкам. Кто положил эти венки?… Я стала расспрашивать ямщика; он сказал: «какие-то господа из Питера приезжали в Михайловское, слышно они венки клали…». Вечер был чудный, сирень в полном цвету и соловей пел над озером около Тригорского, села Осиповой, куда Александр Сергеевич часто приезжал по соседству и по любви впоследствии…» (из письма Е. К. Остен-Сакен от 22 июня 1892 года).
Могила А. С. Пушкина
в Святогорском монастыре.
Пушкинские горы
Лестница
в Святогорском монастыре.
Пушкинские горы
В другом письме Екатерина Кирилловна писала: «Поручения вашего на могиле Святогорского монастыря не могла исполнить, «зане осенняя вьюга запрет положила», как выражаются наши славянофилы. Дождь со снегом свирепствовали в ту пору, как мы приехали в Св. Горск; невозможно было и думать о посещении могилы. Впрочем, благое ваше намерение поратовать о прахе Пушкина было уже приведено в исполнение: я не раз читала в разных листках и газетах, при описании подробном могилы, воззвание к совести Русской, для нового, более приличного великому человеку памятника. Все остается втуне, по-видимому. Боюсь только, что вы на меня сердитесь за неисполнение обещанного осмотра. Право же, невозможно было. Мы только лошадей переменили и согревались чаем на станции после 20-ти верст почтового перегона…» (из письма 1892 года, ноябрь).
Описание усадьбы Иваньково занимает в письмах баронессы Остен-Сакен особое место. С любовью повествует она о патриархальной усадебной жизни, с годами все более и более привязываясь к родовому гнезду. Сохранились снимки усадьбы, и можно представить все, о чем повествует в своих письмах Екатерина Кирилловна.
Усадьба Иваньково
Снимок с фотографии на письме Е. К. Остен-Сакен к А. В. Жиркевичу.
ОР ГМТ
Интерьер гостиной. Усадьба Иваньково.
Снимок с фотографии на письме Е. К. Остен-Сакен к А. В. Жиркевичу.
ОР ГМТ
Пруд в селе Иваньково.
(На заднем плане торец двухэтажного барского дома и хозяйственные постройки).
Снимок с фотографии на письме Е. К. Остен-Сакен к А. В. Жиркевичу.
ОР ГМТ
Вот несколько отрывков из писем Е. К. Остен-Сакен.
26 мая 1894 года
Иваньково
«… Более двух недель я живу уже здесь с Левой, [8] и, приехав, тотчас была обрадована письмом вашим, милый Александр Владимирович. Поистине живу очарованием майских дней, в каком-то чаду здравого наслаждения /…/ Полная дичь гористой местности, окружающей культурный сад и хвойный парк, где в кустах бузины соловьи заливаются, дом, полный воспоминаний, где трехлетним ребенком, большой девочкой, страстно погруженной в уроки музыки, в изучение смысла и красоты жизни, девушкой, искушенной чарами большого света, двора и артистических успехов, — невестой, женой и, наконец, матерью – я все в этом доме переживаю воспоминанием, и смысл жизни совершенно ясно представляется мне только здесь.
… Лева мой успел соорудить на большом пруду бриг, по всем правилам морским уснащенный, с тремя парусами, рулем и командой, состоящей из 4-х мальчишек в матросском платье, набранных из окрестных деревень. Русский военный флаг, наш герб и громкое название «Зыбь» украшают это сооружение, весьма красиво плывущее на темном фоне елей, под голубым небом – прямо против моих окон. Лева счастлив, весь в веснушках, загорел, — занимается только 2 часа в день со мной: английским, немецким, французским и музыкой. Так прогуляем до сентября…»
19 августа 1895 года
Иваньково
«…Я все более и более с годами привязываюсь к Иванькову. Этот большой, старый дом, набожно охраняемый в величайшем порядке, — один стоит среди развалин всех окружающих усадеб. Несмотря на то, что за последние шесть лет брат мой много ввел сюда парижского, модного, ненужного – характер старины не утратился; можно проследить вкус поколений с 24 года, когда дом был построен. Теперь усиленно толкуют о железной дороге, имеющей захватить наш край, и это будет через четыре года… С ужасом думаю об этом… А теперь?… Лева ходит с ружьем, пропадает один от обеда до вечерней зари, приносит домой дупелей и уток, грызет яблочки-коробовки без перерыва, — а по вечерам заливается слезами над эпилогом «Дворянского гнезда»; мать играет в сумерки e-moll`ное скерцо Шопена или я с нею пою ее романсы, забытые романсы Глинки; пишем нашу оперу! В работах наших, рукодельях наших тоже есть творчество, следовательно – наслаждение; узоры составляет мне мать, а я вышиваю их; занимаюсь с Тимошей – 13-летним мальчиком, которого беру себе на службу, заставляя его иметь такие афоризмы: слуга служит барину, барин – Царю, Царь и все – Богу! Живется хорошо…»
24 июня 1896 года
Иваньково
«… Мы на три месяца водворены посреди деревенского благодушия и изобилия плодом земных (теперь земляника, начиная от полевого «мужичка – красного колпачка» — до чудовищных сортов садовых, культурных форм). Три месяца покоя, созерцания и благодарственных псалмов! Муж [9] пьет Карлсбад и шагает в серой блузе по садам и окрестным полям. Макс, живя отдельно, с инструментом, пишет целыми днями в этом обществе старого Вирта, на клавишах которого, в далеком прошлом, и Лист, и Гензельт, и Рубинштейн, и столько поющих душ изливало свои вдохновения!…
Макс, [10] сам поющая душа, мало и худо приспособленная к гражданскому действу жизни, запоем пишет и наслаждается, при открытых окнах в яблочные сады, где пчелы в ульях жужжат ему упорно-усыпительный мотив свой, мотив о труде настойчивом, сулящем, в будущем столько сладкого, душистого меда!…
Я теперь много шью тонкого белья, умудряясь в метках, гладью, и находя в этой работе большое наслаждение, даже некоторое творчество… По вечерам музицируем вместе все с новым великолепным инструментом, только что приобретенным в П-ге. – Ждем Леву в половине июля из плавания; он берет отпуск и проживет здесь до сентября, если удастся…»
Барон Эрнест Рудольфович Остен-Сакен.
Фотография. ГМТ
Лев Остен-Сакен,
младший сын Е. К. Остен-Сакен.
Фотография. ГМТ
20 мая 1907 года
Иваньково
«… Я в настоящее время загнана жизнью в свое великое затишье, в Иваньково… и с каждым годом приезда сюда мне все яснее представляется, что нет разумных причин более расставаться с единственным уголком, оставшимся неприкосновенным, посреди всего остального, текущей жизнью поруганного, забытого, забитого, осмеянного, оскверненного!…
Глубокий трагизм лежит в основе моей привязанности к этому клочку земли: и Россия, умирающая, здесь для меня сосредоточена, и семья моя, кровная, здесь погребенная, и все идеалы искусства, ныне отвергнутые, — все здесь еще дышит вокруг меня и зовет к себе и поддерживает во мне силы «претерпеть до конца», предвкушая блаженство открытой настежь для души, всепримиряющей вечности! – Я не думаю, чтобы строжайший отшельник более меня, а настоящее время принадлежал этой вечности… Люди, злобы дня, заботы, радости их – представляются мне ненужным, утомительным мельканьем, заслоняющим Настоящую Жизнь, значение ее и великие цели!…»
27 мая 1907 года
Иваньково
«… Что вы скажете про ужасы, обступившие жизнь на святой Руси? Да, вы правы: слава Богу, что нет в живых наших стариков!… Я же настолько сливалась душою со старшим поколением, так искренно жила их верованиями, их идеалами, что скорблю над родиной так же глубоко и страстно, как и они бы скорбели… Ничего не осталось в Жизни из того, чем она манила и ласкала…
Не молодость ушла, а ушла сама жизнь… Все кругом чуждо, непонятно, омерзительно и мертво – главное – мертво.
Только здесь, в моем Иванькове, былое сливается с настоящим для меня… Душа расширяет свой полет в каком-то мистическом восторге, вне времени и вне пространства… Весеннее торжество поет и блещет по-прежнему, море сирени в полном цвету, соловьи заливаются, каждое дерево говорит о былом, о незыблемом, о вечном! Приезжайте в Иваньково! Я теперь совсем одна, брожу в цветущем раю. Муж на несколько дней приедет к Троице… Только в июле воспользуется каникулами, не хочет брать отпуск в первый год своей новой службы в Гл. Суде. До свидания. Е. Остен-Сакен».
3 ноября 1909 года
станция Локня Моск.-Виндавс. ж. д.
«… Вы спрашиваете о Леве? Он на днях только вернулся из Ялты к жене. У них третий ребенок родился в сентябре, мальчик, Алексей, названный в честь дедушки Бирилева. [11] Посреди морских мытарств «Штандарта» Леве удалось с нами здесь провести весь июль. Вся его семья была в Иванькове, и он так мало, так редко его посещает! Можете себе представить, насколько моя привязанность к родному гнезду от этого усиливается. Могу сказать, что всю свою заботу кладу на сохранение и улучшение моей усадьбы. Нынче осенью приготовила сюрприз для Левы (и даже муж ничего об этом не знает) – возобновила, т.е. вырыла снова запущенный еще при деде проточный пруд в саду, на свой страх и счет. Зато какая прелесть это озерко! (20 саж. ширины и более 40 саж. Длины). Его заполняет вечно жужжащий ручей, с плотины падает водопадом саженным. Кругом старые, могучие клены, дубы, березы, вязы и пирамидоидальный тополь, посаженный еще моею матерью…».
11 июня 1911 года
Иваньково
«… Лева, Иваньково – вот единственные, могучие связи мои с дольным миром… Лева теперь здесь; он временно приезжает ко мне, не имея возможности получить отпуск. Я передала ему полную доверенность на Иванькова, он его обожается вместе со мною и с любовью приступает к хозяйству, столь мало обеспеченному теперь, среди всеобщей анархии… Он полон сил и надежд; будущее – впереди, для него, дай Бог «перемелится – мука будет». Для себя, лично, я ничего, даже в близком будущем определить не могу…».
Баронесса Е. К. Остен-Сакен. «Напевы и настроения».
С дарственной надписью А. В. Жиркевичу:
«Моему Певцу и другу от немолчных струн души.
Е. Остен-Сакен.
27-го Марта. 1902 г. С. Петербург»
Обложка нот.
Баронесса Е. Остен-Сакен. Рожд. Зыбина.
«Поэма детства». Петроград. 1915
Е. К. Остен-Сакен.
На обороте фотографии дарственная надпись А. В. Жиркевичу:
«Другу Александру Владимировичу Жиркевичу на добрую память.
Б-сса Е. Остен-Сакен.
Гельсингфорс. 11-го Ноября. 1916 г.»
ГМТ
Если ехать по Великолукскому шоссе в сторону Пушкинских Гор, недалеко от старинного поселка и железнодорожной станции Локня, в трех-четырех верстах от нее раскинулась деревня Иваньково… Лишь в памяти немногих старожил сохранились воспоминания о бывшей здесь некогда усадьбе Иваньково и ее последних владельцах… Рассказы эти обросли легендами, вымыслами, а письма иваньковских жителей полны противоречий и недосказанности, и трудно разобраться, где здесь правда, а где вымысел. Лишь старое иваньковское кладбище с могилой последнего иваньковского священника, цветущий зеленью пруд, да остов Ахтыро-Богородской церкви с кое-где видными фресками напоминают о прошедшей жизни…
Бесконечное сочувствие этим людям, в полной мере разделивших трагическую судьбу своих современников, и безвозвратно ушедшему прошлому переполняло душу, пока в поисках примет ушедшего времени мы находились на иваньковской земле… «Послушная мечта шептала страстно о временах иных, стране совсем иной…» и о несбывшейся надежде, встрече с тем «милым сельцом Иваньково», которое так любила Екатерина Кирилловна и в которое всегда стремилась мыслями и душой…
Туда, туда на пустоши родные,
Где жизнь текла отрадным детским сном,
Туда, туда деревья вековые
Меня зовут… В бессилии своем
К тебе, о глушь, я руки простираю,
На зов любовью отвечаю.Ты знаешь край, где темные узоры
Густых лесов заткали кругозор.
Где Пушкин спит… Над ним Святые Горы,
Мечту певца лелея с ранних пор,
Хранят и прах его, и дух его священный –
Залог любви и песни вдохновенной.Из стихотворения Е. К. Остен-Сакен «Туда»