Мы, люди быстротекущего XXI столетия, с напряженным ритмом жизни, обилием мелькающих событий, едва успевающие осмыслить происходящие на наших глазах тектонические сдвиги, меняющие судьбы целых государств и отдельных людей, не часто в этом «беге жизни» делаем остановки, чтобы записать в личном дневнике свои мысли о происходящем или поделиться в письме с близким другом впечатлением о прочитанной книге, взволновавшей на выставке картине. XIX, теперь уже позапрошлый век оставил нам бесценные эпистолярные сокровища, дневники частных людей, писателей, художественных деятелей, не менее интересные и важные — государственных чиновников или царствующих особ.
В этом изобилии драгоценных свидетельств эпохи ни в малой степени не теряется изданная к настоящему времени переписка великого мастера русской живописи Ильи Ефимовича Репина с современниками. Она является едва ли не самой обширной среди аналогичных изданий писем русских художников. На сегодняшний день издание его писем составляет 14 томов. Начиная с 1937 г. письма Репина публиковались с перерывами, часто длительными, вплоть до 2012 г. Его корреспондентами были критик В. В. Стасов, художник И. Н. Крамской, создатель музея русского национального искусства П. М. Третьяков, Л. Н. Толстой и члены его семьи, писатель К. И. Чуковский, геолог, золотопромышленник и меценат В. И. Базилевский. С перечисленными адресатами Репина опубликована двусторонняя переписка. Но время далеко не всегда сохраняет ответные письма, и если они доходят до нас, это становится великой удачей. Среди тех, кому адресованы письма Репина, писатели, художники и художественные деятели: В. Д. Поленов, В. И. Суриков, П. П. Чистяков, И. С. Остроухов, Н. С. Лесков, А. А. Потехин, А. С. Суворин, А. П. Чехов, А. И. Сумбатов-Южин и многие другие. Архивы и сегодня хранят немало нетронутого эпистолярного наследия художника.
В это богатое репинское наследие по праву входят письма художника Александру Владимировичу Жиркевичу (1857-1927). Личность Жиркевича в высшей степени интересная, духовно богатая и благородная. Его предки принадлежали к обедневшему старопольскому роду, но уже прадед перешел на службу в Россию, а дед был героем войны 1812 г. Отец служил офицером-артиллеристом, и карьера Александра Владимировича также связана с военной службой. Окончив Военно-юридическую Академию в Петербурге, Жиркевич более двадцати лет прослужил в Виленском военно-судебном ведомстве, завершив службу в чине генерал-майора [1]. Он откликался на всякое доброе дело помощи, и прежде всего солдатам, становился инициатором многих благотворительных начинаний. «Смело можно сказать, — писала виленская газета «Западный вестник», — что не было в Вильне полезного предприятия, на которое он не отозвался бы своею русскою сочувствующей душой. Устраивалась ли школа какая-нибудь, затевалось ли благотворительное дело — в числе первых деятелей непременно встречается имя А.В. Жиркевича. <…> Нужна ли серьезная помощь какому-нибудь действительно нуждающемуся человеку — смело обращайтесь к А.В. Жиркевичу, уж он как-нибудь да устроит дело» [2].
Занимаясь военной юридической практикой — защитой солдат от неправосудия, жестокого обращения с ними на службе и в тюрьмах, Жиркевич отдавал этому делу не только время, но и душевные силы, демонстрируя присущее ему милосердие. Знавшие его по этой деятельности считали Александра Владимировича последователем доктора Ф. П. Гааза. Но одновременно со служебной линией проходила и другая — литературная. Жиркевич испытывал глубокий интерес и любовь к искусству и литературе. Он серьезно готовил себя к писательской деятельности. Под псевдонимом А. Нивин помещал свои сочинения в журнале «Вестник Европы», издавал сборники своих стихов и рассказов, печатался в провинциальных журналах и газетах. Жиркевич был страстным коллекционером живописных и графических произведений русской и европейской школ; собирал исторические раритеты, предметы, связанные с военным делом и историей, рукописи, старые книжные издания. Самую значительную часть своего художественного собрания он передал в 1922 г. Симбирскому губернскому музею (УОХМ) [3]. Вся рукописная часть его наследия была передана им в 1925 г. в Государственный музей Л. Н. Толстого. Сюда входит обширная переписка Жиркевича с широчайшим кругом его современников, среди которых Л. Н. Толстой и С. А. Толстая, A. А. Фет, А. Ф. Кони, Н. С. Лесков, А. Н. Апухтин, B. В. Верещагин, М. В. Нестеров, И. К. Айвазовский, баронесса Е. К. Остен-Сакен и многие, многие другие. Среди этой переписки Жиркевичем было бережно сохранено 119 писем к нему И. Е. Репина.
Письма, адресованные Жиркевичу, или сохранившиеся ответы его адресатов неотъемлемы от самой драгоценной части рукописного архива Жиркевича в Государственном музее Л. Н. Толстого — дневников. Они велись Жиркевичем с 1880 по 1925 г., то есть на протяжении 45 лет. Дневниковые записи отличает тщательная внимательность к каждому событию, встрече, подробное изложение на страницах тетрадей разговоров, обсуждений прочитанного или увиденного. Обладая незаурядной памятью, Жиркевич ежедневно, часто поздним вечером или ночью записывал в дневнике подробно и очень точно не только канву событий, но и происходившие диалоги. С особым вниманием он относился к записям встреч с Л. Н. Толстым и И. Е. Репиным, которого «боготворил», как и Толстого. Записи в дневнике, соединяясь с письмами Репина, воссоздают удивительную «объемность» культурной и интеллектуальной жизни, в которую были погружены и Репин, и Жиркевич. Художник, в отличие от своего корреспондента, не вел дневников, и записи Жиркевича часто восполняют «белые пятна» вседневной жизни или важных событий в биографии великого мастера. Не случайно именно поэтому в комментариях к издающимся письмам Репина широко используются дневниковые записи его адресата.
Репин и Жиркевич впервые встретились на литературном вечере в доме поэта К. М. Фофанова 2 ноября 1887 г. Об этом знакомстве Жиркевич сделал и первую запись в дневнике. «Что за таинственная и оригинальная личность Репин? — закончил Жиркевич свои наблюдения над художником. — Маленького роста, с всклокоченными длинными, уже с проседью волосами, лет пятидесяти, с вечно смеющимся лицом и с маленькими пронзительными глазками, он произвел на меня странное впечатление. Он сидел часа два и всех исподтишка изучал, едва уловимыми взглядами <…> по лицу его было видно, что он ко всему относится критически, обо всем у него свое мнение» [4]. Спустя месяц Жиркевич вновь записал в дневнике свои наблюдения: «Мне ужасно нравится Репин, его взгляды на жизнь, на искусство, его отношение к людям; что-то порядочное, светлое привлекает вас к этому человеку» [5].
В 1880-е годы Репин занял ведущее место среди отечественных художников. К этому времени им были созданы самые значимые произведения: «Царевна Софья» (1879), «Крестный ход в Курской губернии» (1881-1883), «Не ждали» (1884-1888), «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» (1885, все ГТГ). Его картин с интересом, а часто и с нетерпением ждали на очередных выставках передвижников. Им были написаны портреты А. Ф. Писемского (1880), М. П. Мусоргского (1881), Н. И. Пирогова (1881), А. Г. Рубинштейна (1881), А. И. Дельвига (1882, все — ГТГ), В. В. Стасова (1883, ГРМ), В. М. Гаршина (1884, Метрополитен музей), Л. Н. Толстого (1887, ГТГ). И это лишь часть того, что входило в художественную жизнь России и становилось ее внутренним нервом.
Отношения Жиркевича и Репина активно развивались. Первое известное письмо художника к его молодому другу было написано 22 февраля 1888 г. И уже по репинской интонации очевидно, что произошло сближение разных по темпераменту и возрасту людей. Жиркевич был на 13 лет моложе Репина, но это нисколько не мешало их заинтересованному обмену мнениями о прочитанном, виденном на выставках, об оценках событий и самых разных личностей — писателей, критиков, художников. При этом Репин никогда не брал тона ментора, покровительства старшего над младшим. Художнику были интересны опыты Жиркевича в поэтическом творчестве, и он поддерживал молодого поэта, опубликовавшего в 1890 г. свой первый сборник. Репин был одним из немногих, кто чувствовал достоинства лирического слога в поэме «Картинки детства». С интересом художник читал рассказы Жиркевича. Не однажды в письмах Репин одобрительно возвращался к литературным увлечениям Жиркевича. Их сближал и более широкий интерес к литературе. В письмах возникают имена А. П. Чехова, лишь недавно, в 1886 г., начавшего печататься под своей фамилией, то есть оставившего жанр маленького рассказа и вошедшего в большую литературу. Репина привлекало совершенно новое имя — Максима Горького: «Вот прелесть — прочтите. Какой поэт! прекрасный писатель, но, говорят, какой-то одесский «босяк», — а настоящий талант» [6]. Известно и по другим изданным письмам Репина, как «жадно» он следил за литературными новостями и как открыто и щедро делился со своими корреспондентами суждениями о прочитанном, желая, чтобы и им были интересны новые имена. Художник регулярно посещал литературные вечера и чтения, на которых читались дневники Марии Башкирцевой; Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус знакомили слушателей со своими новыми сочинениями. На многих страницах писем Репин отзывался о сочинениях В. С. Соловьева. Ни в коей мере не претендуя на философский склад ума, Репин с внимательной серьезностью писал о том, какое глубокое впечатление на него производили статьи Вл. Соловьева. О сочинении философа «Идолы и идеалы» он писал Жиркевичу. «Прочтите, если не читали. Вот ум! Вот правда!» [7] Внимание Репина привлекло и одно из последних сочинений Вл. Соловьева, «Воскресные письма». «Как интересны «Воскресные письма» Вл. Соловьева», — сообщал он Жиркевичу 2 июня 1897 г. На одном из вечеров в салоне баронессы В. И. Икскуль в 1890-е годы Репин сделал блестящий натурный рисунок «На литературном чтении. В. С. Соловьев читает в салоне В. И. Икскуль». Художник вспоминал об этом вечере: «Но как странно, сейчас я не могу ни одним словом вспомнить, о чем читал тогда в великолепном салоне баронессы Владимир Сергеевич. Альбом и карандаш поглотили, вероятно, меня настолько, что я ничего не слышал» [8]. Он делился с Жиркевичем своим мнением о модном увлечении тех лет — чтении сочинений немецкого философа Ф. Ницше и в своем суждении о нем опирался на статью Вл. Соловьева «Идея сверхчеловека».
Особое место в письмах Репина к Жиркевичу занимает личность Л. Н. Толстого; можно с уверенностью предположить, что такое же место Толстой занимал и в не известных нам ныне письмах Жиркевича, адресованных Репину. По обширной переписке Репина, его воспоминаниям хорошо известно, как художник боготворил писателя-философа. С Жиркевичем у них было полное понимание в отношении к Толстому, его творчеству, «толстовскому» учению и проповеди. Недостающие письма Жиркевича восполняются подробными многостраничными записями в тетрадях дневника и его перепиской с Толстым и графиней Софьей Андреевной. О трех своих встречах с Толстым (1890, 1892, 1903) Жиркевич делился с Репиным и находил в нем понимающего собеседника, более того — единомышленника. Репин, знавший Толстого с 1880 г., много беседовавший с ним, написавший в 1887 г. в Ясной Поляне свой первый портрет писателя и так же высоко почитавший этого «человека-глыбу», отвечал Жиркевичу на его смятенные письма, что и он не согласен с Толстым во многом. Важнейший разлад между художником и писателем касался искусства, которое было свято для Репина. «Искусство я люблю больше добродетели, больше, чем людей, чем близких, больше, чем всякое счастье и радости жизни нашей», — признавался художник Стасову в 1899 г. [9]. Письма к Жиркевичу возбуждают желание шире и глубже войти в «толстовскую тему», которая раскрывается и подкрепляется перепиской с другими корреспондентами, воспоминаниями, как у Репина, и записями-размышлениями в дневнике, как у Жиркевича. Художник писал, что влияние могучей личности Толстого таково, что в разговорах с ним не находишь возражений, все кажется абсолютной истиной. И лишь оставшись наедине с собою, начинаешь выстраивать логику возражений. Жиркевич писал Толстому после встречи с ним: «Не любопытство, а любовь к истине <…> привела меня в Ясную Поляну <…>. Вы настолько подавили меня своими взглядами, что я дошел одно время до от- чаяния» [10]. Поверх несогласий с Толстым, внутренних споров с ним возвышалось великое почитание его «могучей, как дуб» личности и того влияния на нравственную жизнь миллионов современников, которое признавалось всеми. Это отношение к писателю звучит в письмах Репина к Жиркевичу, а из их контекста мы прочитываем и мысли о Толстом Александра Владимировича. Каждый из них стремился к новым встречам и общению с писателем. Публикуемые письма Репина раскрывают свою, тонкую грань, этой неисчерпаемой темы.
Важнейшая и интереснейшая составляющая часть репинских писем к Жиркевичу — творчество художника. Мы вновь прикасаемся к бурлящей, кипучей энергии Репина, находившей реализацию в его картинах, портретах, сотнях эскизов и рисунков. Многие из них возникали на глазах Жиркевича. Он был свидетелем начала работы над картиной «Николай Мирликийский избавляет от казни трех невинно осужденных» (1888, ГРМ), Репин писал ему о своих муках при работе над огромным холстом «Иди за мною, Сатано!» (1901, не сохранилась). С отчаянием Репин признавался в очередном письме: «все бьюсь над ней», а ее «хронически заколодило — не выходит и баста» [11]. Многие стадии работы Репина над «Запорожцами» происходили на глазах Жиркевича. Более того, он позировал художнику для одной из центральных фигур картины [12]. Он также был свидетелем и «поверенным» начала работы и самого творчества над грандиозным полотном «Торжественное заседание Государственного совета…» (1900-1903, ГРМ). Жиркевич «подарил» Репину сюжет картины «Дуэль» (1896, частное собрание), почерпнутый Александром Владимировичем из его судебной практики. Из писем ясно, что Жиркевичу хотелось иметь хотя бы небольшой вариант — повторение картины. Однако оно не было осуществлено. Особенно драгоценны письма художника, в которых идет разговор о рождении замысла, поисках, находках, огорчениях и разочарованиях. Репин исполнил несколько портретов Жиркевича — живописный и три графических. Не в письмах, а на страницах дневника Жиркевич записал, как работал Репин, как возникал на холсте его облик и вырисовывался характер. Сходные записи в 1910 г. сделал К. И. Чуковский, наблюдавший Репина в то время, как он писал его портрет. Такие внимательные и меткие записи — важные свидетельства о методе работы живописца.
Дружественным теплом и искренностью согреты письма Репина к его молодому другу. Начиная с первого письма, художник неизменно обращался к Жиркевичу: «Дорогой Александр Владимирович», а нередко заканчивал письма: «Вас искренне и горячо любящий Репин». Естественно возникала в письмах душевная семейная тема, счастливая у Жиркевича и не вполне благополучная у Репина. Живший постоянно в Вильне Жиркевич часто приезжал в Петербург и был желанным гостем в доме Репина у Калинкина моста, где по четвергам собирался круг художественных друзей Репина. Там, в большой и удобной мастерской художника, Жиркевич видел начатые и уже завершенные холсты и еще не ушедшие к моделям портреты, и он поражался, как одновременно могут соединяться в работе одного мастера такие различные сюжеты и столько разных человеческих индивидуальностей. Когда же Репиным было куплено имение Здравнёво в Витебской губернии, совсем недалеко от Вильны, где служил Жиркевич, то постоянным рефреном в письмах художника звучат приглашения Александру Владимировичу непременно приехать в этот полюбившийся Репину уголок. Он рассказывает о том, как с удовольствием и увлечением он и вся его семья работают на земле, сажают сад, укрепляют берег своенравной Двины. Мы узнаем из писем о том, что хоть ненадолго, но в Здравнёве соединилась семья художника, туда приехала его жена Вера Алексеевна, разлад с которой начался еще в 1880-е годы.
Репин писал Жиркевичу о всех главных событиях своей жизни, прежде всего — творческой. Он делился с ним своими заботами, связанными с работой в Комиссии по пересмотру Устава Академии художеств, сообщал о начале преподавания в руководимой им мастерской в Академии и о том, что мастерская была переполнена учениками [13]. Готовясь к преподаванию, Репин вместе с сыном Юрием совершил поездку по Европе; он делился с Жиркевичем своими впечатлениями и одновременно болью и разочарованием от того, как приняты были в России его «Письма об искусстве» [14].
Обо всех художественных новостях художник сообщал в Вильну Жиркевичу, писал об открывавшихся в Петербурге выставках и об их участниках. Благодаря этому мы узнаем, какой насыщенной и разнообразной становилась выставочно-художественная жизнь столицы. Одна за другой открывались экспозиции французских художников, бельгийская выставка, знаковая для того времени совместная русских и финляндских мастеров. Он писал о посещении филармонии и музыкальных впечатлениях, о выходе новых журналов «Мир искусства» и «Искусство и художественная промышленность», то есть вся художественная жизнь оказывалась в сфере внимания Репина. И он щедро делился мыслями и впечатлениями с Жиркевичем.
Отдельный сюжет репинских писем — его высокие гражданские ожидания политических прав, свобод и «нравственного освобождения» России, «которые завоевали для нее благороднейшие Сыны ее». Это о событиях 1905 г. Репин с энтузиазмом отнесся к Манифесту 17 октября 1905 г. Его виленский друг не вполне разделял с художником столь высокий романтический настрой, придерживаясь менее радикальных взглядов. Гнев вызвал у Репина открывшийся в Вильне в апреле 1904 г. при деятельном участии Жиркевича музей, посвященный памяти М. Н. Муравьева, бывшего губернатора ряда западных российских губерний, в том числе Виленской, вошедшего в историю как жестокий подавитель польского восстания 1863 г. и оставшегося в памяти общества с приставкой к своему имени — вешатель. Более чем на полгода после этого прервались письма Репина к его многолетнему виленскому другу. «Признаюсь Вам, что после Ваших хлопот о муравьевском музее у меня рука не подымалась писать Вам больше» [15].
Через всю переписку проходит тема, связанная с именем талантливого поэта, предтечи плеяды поэтов русского серебряного века — К. М. Фофанова. Она начинается с самого первого письма и не уходит до самых последних посланий Жиркевичу.
Стихами Фофанова были увлечены в 1880-е гг. многие. Его считал своим учителем Игорь Северянин. Стихи Фофанова начали появляться в печати с 1881 г. После выпуска его первого поэтического сборника в 1887 г. он стал широко известен в литературно-художественных кругах. Именно в его доме на поэтическом вечере произошло знакомство Репина и Жиркевича. Фофанов владел стихом высокой виртуозности, часто не само содержание, но музыка стиха завораживала слушателей и читателей. Репин и Жиркевич были увлечены по-настоящему талантливым поэтом. Фофанов стал частым посетителем вечеров по четвергам в доме Репина у Калинкина моста. Гостями художника были друзья-живописцы, ученые, писатели, поэты. Такие кружки в домах художников — Репина, Крамского, Ярошенко, преподавателя университета Д. И. Менделеева, салоны в светских гостиных, например, баронессы Икскуль, были непременной формой общения творческой интеллигенции тех лет. Жиркевич в дневниковых записях не только называл широкий круг репинских гостей, но главное, передавал живую атмосферу, в которой происходили подобные еженедельные встречи. Частым участником их был Фофанов, читавший свои стихи. Сборники его стихов выходили регулярно. Вторая половина 1880-х гг. была временем его наибольшего успеха. Именно в это время, в 1888 г., Репин, увлеченный его поэзией, исполнил портрет Фофанова. Портрет был куплен М. П. Рябушинским, крупным предпринимателем, банкиром, меценатом и коллекционером [16].
Портрет принадлежит к лучшим репинским портретным работам расцвета его творчества. В портрете художником выражено свойственное Фофанову отстраненное от всего окружающего погружение в свой поэтический мир. Его судьба не была счастливой. Уже в эти годы душевная болезнь и сопутствовавшие ей тяжелые запои многомесячно «держали» поэта в больнице. Репин и Жиркевич принимали в его судьбе самое близкое участие. Письма наполнены сведениями о состоянии здоровья «нашего несчастного друга». Оба искали возможность помочь нуждающейся многодетной семье поэта. В этих хлопотах о судьбе Фофанова раскрывается присущее Репину сострадание к судьбе другого человека и деятельное участие в ней. Для Жиркевича такая забота о судьбе не только близких людей, но оказавшихся в тяжелом положении была естественным состоянием его жизни и служения ближнему. И эти качества натур художника и военного прокурора сближали их на протяжении многих лет.
Переписка Репина и Жиркевича резко оборвалась в 1906 г. Поводом к тому стала необдуманная Жиркевичем публикация его воспоминаний и рассказа в неприемлемом для Репина журнале издателя П. А. Крушевана, близкого к черносотенным кругам. Со свойственной Репину горячностью, даже несдержанностью, он отправил многолетнему другу резкое письмо, прекратившее их общение. Можно с печалью пожалеть об этом. Мы лишились возможности продолжать свое виртуальное присутствие при «разговорах» двух искренних и умных людей, а они потеряли друг в друге все понимающих собеседников.
Но отдадим благодарность ушедшему времени с его замечательными традициями — писать друг другу письма и доверять им не только сведения о череде сменяющихся событий (хотя и это чрезвычайно важно), но и свои размышления, уметь спорить друг с другом на расстоянии. Из всего этого перед нами возникает живая жизнь эпохи и живых людей с их непростыми характерами и нравами.