Письма И. Е. Репина А. В. Жиркевичу. 1888-1906
Часть 2

№ 61
30 июля <18>95.
Здравнёво.

     Дорогой Александр Владимирович,
     Я пробуду в Здравнёве до конца сентября. Странно мне звучит от Вас слово «приглашение»; сюда я никого не могу приглашать, это было бы и самонадеянно и нелепо. Приглашать в такой захолустный, некомфортабельный, рабочий хутор. Но Вы можете быть вполне уверены, что Вам бы я был очень рад, если Вы рискнете провести время кое-как на бивуаках, — разумеется, как-нибудь устроимся. Я особенно боюсь, чтобы не сделали какую-нибудь жертву Вашего времени в ущерб Вашим семейным или служебным деловым интересам. Это ведь не Ясная Поляна — тут все бедненько. Однако же как долго все еще не поправилась окончательно Екатерина Константиновна!
     Теперь у нас веселее: приехала Вера к именинам моим, приехал брат с сынишкой.
     В моде здесь у нас ультрадемократизм — мужичество: спят в шалаше, ходят или босиком, или в лаптях да в постолах [1] , курят махорку. Особенно Надя и Юра да Петя, как настоящие спортсмены, стремятся ко всем неудобствам и невзгодам. По мокроте на охоте, лежат на мокрой земле и целый день без пищи иногда пропадают по лесам; по холоду босиком.
     Я тут затеял еще один вариант давнишней моей идеи. Много работать не могу, а вот дня два совсем хвораю — слабость, потеря сил — очень меня пугают, хотя я уже давно приучаю себя к равнодушию встретить неизбежный финал нашего существования, и все же забываешься: ненасытность и привязанность к своим идеям ослепляет разум; страсти цепляются за всякие уголки жизни, особенно за излюбленный притон искусства.
     Лето в этом году особенно дождливое, совсем не дает убирать ни хлеба, ни сена — работают на подмогу своим 6-ти еще 6 солдатиков. Какие у них фамилии! Точно нарочно придумал шутливый писатель: Портянкин, Напреев, Кляуза, Железников, Липяев, Рыбников…
     Боголюбовские воспоминания [2] я читал в «Свете». Для меня в них ничего нет нового; все это интереснее гораздо он рассказывал не раз; а в писании его неприятно звучит, необходимость окорнать и оканцелярить всякий живой мотив. Так, напр<имер>, он рассказ<ывает>, что когда они пришли к стар<ому> Добиньи [3] то тот принял их как старых друзей. Наследника [4] он усадил, сел против него, положил ему обе свои руки на плеча и с неподдельной радостью сказал, как он рад видеть Его, и познакомиться с Ним, таким чудесным молодцом. И Наследнику такое обхождение особенно понравилось, и он более всего просидел у Добиньи, где хозяин все время, с дружеской простотой, вовлек их в простую и интересную беседу. Боголюбов перепутывает хронологически ход своих событий, ну, это не особенно важно. Наследник хотел быть строжайшим инкогнито и даже рассердился на Боголюбова, когда в магазине Дека он проговорился, назвал его «В<аше> В<ысочество>». Магазин уже готовились запирать (пунктуальные французы), но это произвело сенсацию: магазин сейчас же осветили il giorno [5] и французы, с культурной ловкостью, так рассыпались перед SM [6] . В<еликий> Кн<язь> не любил этого; он был расчетлив — знал что сдерут. Ко мне, напр<имер>, в rue Veron, 31 (в к<вар- тале> Mont Martre) они приехали на простом извозчике.
     Читали ли Вы ром<ан> Алльгрен «Деньги» [7] — вот превосходная вещь!
     Я тут перечитывал кое-что Короленко [8] — какой слабый писатель! Один «Сон Макара» дей- ств<ительно> дивная вещь, точно не Корол<енко> писал, совсем другой стиль, а прочее весьма неважно.
     Еще Мамин-Сибиряк тоже, тех же щей — да пожиже еще. А ведь они любимцы нашей интеллигенции! [9]
     Как сокрушителен слух о Фофанове! [10] Боже мой!.. И В<еликому> К<нязю> К. Р. [11] , и Леониду Майкову [12] , и б<аронес>се Икскуль [13] — всем я надоедал о необходимости помочь ему — тщетно!!
     Будьте здоровы; посетите — обрадуете; не приедете — не рассержусь, ибо люблю Вас.
     Ваш И. Репин

Инв. № 64140. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 127-128.

Инв. № 64141. Впервые с сокращениями: Письма к писателям. С. 129.

№ 63
15 окт<ября> <18>95.
<Петербург>.

     Дорогой Александр Владимирович,
     Как это ужасно — с приключением-то! Этот Владимир так глуп; это от его недосмотра свалилось колесо. И главное, у самого вокзала! Я ему сказал, чтобы, далеко не доезжая вокзала, он слез бы и вел лошадь под уздцы — это ему было бы нетрудно. А лошадь пуглива…
     Насчет Попова [1] ; в первый же день моего свидания с Толстым [2] я повел речь о Попове, он относится к нему симпатично. А вечером, по получении телеграммы о смерти Кившенки [3] я опять стал Толстому о Попове напоминать; к сожалению, я его работ совсем не видел.
     А в это же время были кое-кто из наших и говорили, что для руководителя мастерской Попов еще слаб как живописец-художник. За него говорил только М. П. Боткин [4] в следующем нашем совете. Преподаватели в классах теперь все в комплекте, а на место Кившенки решено пригласить Н. Д. Кузнецова [5] , хотя он и не чистокровный баталист, но художник известный и талантливый и человек живой, горячий и симпатичный. Так что на этот раз с Поповым не вышло ничего.
     У нас сильно расхворался Юра [6] — инфлуэнцией, да ведь как! Главное, страшная головная боль и упадок сил, и теперь еще лежит как пласт, хотя сегодня, кажется, ему лучше.
     Он было начал держать экзамен в Акад<емию>, но был уже плох, и это-то перемогание и доконало его.
     Бурку я получил и, разумеется, приложение. Но мне, признаюсь, оно не понравилось — скучно, польская казуистика, мелкие всё придирки; уж, конечно, положение обоюдоострое. Впрочем, я еще не дочитал до конца.
Мастерская моя новая великолепна, но до сих пор во всей квартире и особенно в ней такой развал вещей, никак устроиться не могу. То экзамены, то болезнь Юры, и мне некогда устраиваться… а хламу! хламу!..
     Будьте здоровы.
     Поклонитесь Вашим. Из моего кабинета чудесный вид на набережную Невы, Ник<олаевский> мост, Горн<ый> корпус, и даже Кронштадт был бы виден, если бы туману не было; погода скверная.
     Ваш И. Репин

     Из-за границы, из разных мест, я все получаю приглашения на их выставки моей картины «Запорожцы».

Инв. № 64142. Впервые: Письма к писателям. С. 130.