Памятная записка А. В. Жиркевича

К истории моего ухода в 1908 году из военно-судебного ведомства из-за отказа гасить революцию 1905 года смертными приговорами военных судов, вынесенными под давлением секретных циркуляров Министерства Вн. Дел (жандармов), строевого начальства, Главного Военно-судного Управления

Публикуется впервые

В 1888 году, по окончании Александровской Военно-юридической Академии, я был назначен на службу в Виленский военно-окружной суд, в котором и прошел последовательно все должности, будучи начала, для практики, прикомандирован к военно-прокурорскому надзору, затем, состоял кандидатом на военно-судебные должности (в качестве официального защитника обвиняемых на суде и по судебно-письменной работе), и, наконец, военного следователя Виленского военного округа (в одном из Виленских участков, пробыв в этой должности с августа 1897 г. до 17 августа 1903г.).

В бытность мою на последней должности, у меня произошло крупное, служебное столкновение с командовавшим войсками Виленского военного округа генерал-адъютантом Гриппенбергом, штабом округа, Виленским военно-прокурорским надзором – по делу об убийстве сверхсрочного жандарма Николаева в Виленском военном госпитале, благодаря беспорядкам в последнем и небрежному отношению военных врачей к своим обязанностям: душевно-нормального Николаева, по недоразумению, поместили в отделение сумасшедших при военном госпитале, где служители и задушили его, как сумасшедшего. Начальство было заинтересовано замять это скандальное грязное дело, компрометировавшее и его, и военных врачей. На сторону военного начальства встал лакействовавший перед ним военно-прокурорский надзор. А я, как следователь, решил обнаружить на следствии правду, начал неравную борьбу, нашел убийцу Николаева, вырыл из могилы его труп, обнаружил госпитальные непорядки, преступные действия военно-врачебного персонала и т.п. В борьбе мне пришлось обращаться, в желании добиться правды, к военному Министру генералу Куропаткину и даже к Государю Императору. Но, при поддержке чинов военно-судебного ведомства, это грязное, вопиющее дело замяли, врачи отделались незначительными наказаниями в дисциплинарном порядке, и меня, за строптивый нрав и неуменье ужиться со строевым и военно-судебным начальством, несмотря на мою правоту, которую не могло, в тайне, признать начальство, по жалобе ген. Гриппенберга в Петербург, перевели на такую же должность военного следователя в Московский военный округ, где я и был назначен в Смоленск. [1]

Гнусная роль, которую во всем этом сыграло военно-судебное ведомство, была окончательным поводом к моему охлаждению, к деятельности военного юриста. [2]

Революцию 1905 года я пережил в г. Смоленске, на должности военного следователя. Мне довелось много производить следствий по делам военно-политического характера. Но и тут, когда случалось, я всегда старался спасть от виселицы военную молодежь, попавшую в водоворот политической борьбы. [3]

В Смоленск, во время революции, приезжали временные военные суды, которые выносили смертные приговоры по политическим делам. От меня, как военного следователя, скрывалась та исключительная обстановка, в которой суды эти, под давлением строевого начальства и жандармов, работали при ликвидации революции 1905 года. Но то, что мне довелось узнать об этом отношении частным образом, из бесед с лицами военно-судебного ведомства, приезжавшими в Смоленск, только усилило во мне отвращение к роли военно-судебного ведомства. [4]

В виду изложенного, когда, по ходу службы, наступило время для меня получить должность военного судьи с производством в генералы, я всячески стал уклоняться от этого блестящего, по служебной карьере, назначения, [5]  между прочим, под тем предлогом, что требовал возвращения в Вильну, откуда меня так несправедливо удалили и куда меня, одно время, обратно не пускали.

Наконец, решили вернуть меня в Вильну. В мае 1908 г. состоялось назначение мое на должность военного судьи Виленского военного округа и Виленского военно-окружного суда, с производством в генерал-майоры. Отказаться было уже нельзя, не возбуждая подозрения по части политической благонадежности. Я принял назначение и явился в Виленский военно-окружной суд (т.е. вернулся в Вильну).

В то время (1908 г.), по всей России, с помощью военных судов, окончательно ликвидировалась революция 1905 года, почему постоянно этими судами, под давлением Министерства Внутренних Дел, (жандармов) и Главного Военно-судного Управления, действовавшего заодно со строевым начальством, заинтересованном в разгроме революции и ее революционных элементов, выносились революционерами смертные (как их, в те дни, называли, «висельные») приговоры. Пощады никому не было!..

При явке моей в Виленском военно-окружном суде председателю этого суда генералу Мушруб-Тавердову, я получил от него предупреждение, что мне «как судье, на днях, придется вынести смертный приговор по политическому делу, назначенному мне, по очереди. На это я заметил, что, до разбирательства дела, еще рано говорить об его смертельном исходе, так как я, быть может, обнаружив невиновных, или смягчающие вину подсудимых обстоятельства, вынесу на суде, оправдательный приговор, наконец, по существу дела, смягчу наказание, перейдя, таким образом, от смертной казни к другому роду наказаний. На это мне, глаз на глаз, было заявлено, что подобное отношение к врагам монархии – политическим преступникам – недопустимо с точки зрения секретных циркуляров и инструкций, данных военно-окружным судам Главным Военно-Судным Управлением. При этом мне рекомендовалось, до разбирательства назначенного мне политического дела с тремя молодыми революционерами), основательно ознакомиться с секретной перепискою по этой части с высшим Петербургом.

Надо заметить, что (как я это только тогда, т.е. в 1908 году, узнал) военно-окружные суды получали особые, руководящие, секретные циркуляры и инструкции относительно политических дел, а военно-прокурорские надзоры тоже особые секретные указания. При этом практиковалась особая система официальным Петербургом, — система взаимного недоверия, наблюдения судов за военно-прокурорским надзором, и обратно, при том так, что обе стороны получали инструкции сыскного-шпионического свойства в тайне одной от другой. Цель такой системы, в конце-концов, сводилась к тому, чтобы удалять из военно-судебного ведомства те неблагонадежные, нежелательные, вредные элементы, которые, при разбирательстве революционно-политических дел, решались выносить оправдательные или смягчающие вину обвиняемых политических деятелей приговоры.

В этом я убедился, при посредстве секретаря Вил. военно-окружного суда, ознакомившись с циркулярами и инструкциями секретной части, предназначенными для военных судей (значит, и для меня, как военного судьи).

Действительно, со ссылками на Министерство Внутренних Дел (т.е. жандармов) и высшее строевое начальство, военным судам постоянно предписывалось смертными приговорами беспощадно громить революцию, не стесняясь законами и старыми решениями Главного Военного суда, предназначавшимися для мирного (нереволюционного) времени, имея в виду лишь интересы государства (т.е. монархии). Возможность со стороны судей увлечений и ошибок, при таком, пристрастном, ускоренном, упрощенном судопроизводстве, не принималась во внимание, не ставилась в упрек или в служебное преступление, военным судьям, если гибли невинно ими осужденные.

Ко времени ознакомления моего с упоминаемой секретною литературой, я, со слов товарищей по суду, уже знал об ошибочных смертных приговорах, о военных судьях, за особое усердие по части «висельных» приговоров, получивших высокие награды, при помощи строевого начальства, о других судьях, старавшихся действовать по закону, по совести, игнорировавших секретные давления свыше, уволенных за то со службы с «волчьими билетами» по желанию того же строевого начальства и т.п.

Ознакомившись бегло с назначенным мне делом, я заявил генералу Мушруб-Тавердову, что нахожу это дело сомнительным, почему, вероятно, не вынесу смертного приговора.

После неприятного объяснения моего по этому поводу с председателей суда, решено было дела этого мне не давать, а для моего успокоения, дать мне возможность воспользоваться, на общих основаниях, месячным отпуском, полагавшимся военным судьям без занесения его в послужной список («каникулами»).

Уезжая в отпуск, являясь к ген. Машруб-Тавердову, я заявил ему, что по возвращении из отпуска, в случае назначения мне очередного политического, «висельного» дела, буду действовать по закону, по совести, не считаясь с отвратительной секретною литературой, на которую (к слову сказать) мне, как военному судье, не разрешалось делать ссылок в приговорах. На это последовал ответ, что я, конечно, могу действовать, как мне угодно, неся ответственность за мои поступки по службе.

Вернувшись из отпуска, я узнал от председателя о том, что мне назначается новое, очередное, «висельное» дело. На это последовал мой ответ в прежнем духе (как сказано выше).

Товарищи по суду, пытавшиеся убедить меня в необходимости покориться воле начальства (т.е. «плыть по течению», уговорили меня взять двухмесячный отпуск, по болезни, что я и сделал, пробыв в отпуску, как видно из моего указа об отставке, с 1-го сентября по 1-е ноября 1908 года. [6]

Пред этим последним отпуском, случилось следующее (по возвращении моем из первого, каникулярного отпуска):

В виду моего заявления о намерении действовать по политическим делам по Закону, а не на основании секретных инструкций из Петербурга, мне временно перестали назначать такие дела – во избежании скандала: помнили еще мою борьбу за правду по делу жандарма Николаева!..

Тем не менее, я сам, сознавал, что, в конце концов, мне должны назначить, по очереди, такое дело, решил выйти в отставку, мотивируя свой уход болезнью, но, в сущности, боясь оступиться в чужую кровь…

В это самое время, мне дано было, как военному судье, для прочтения и в руководство, секретное, циркулярное письмо Главного Военного Прокурора и Начальника Главного Военно-Судного Управления генерала барона Остен-Сакена (от 23 июня 1908 г. за № 2104) председателям военно-окружных судов и военным судьям. [7]

Ознакомившись уже хорошо с секретной литературой по поводу политическо-революционных процессов, я сейчас же понял цель и смысл этого письма (секретного циркуляра). Письмо стремилось, путем сыска и доноса со стороны военных судей, создать такой, желательный правительству, состав временных военных судей и военно-прокурорских представителей обвинения на суде, при которых сделались бы невозможными оправдательные или слишком мягкие, снисходительные, согласные со смыслом и духом Закона, приговоры по делам политическим.

Так как прочтение упоминаемого письма дано было мне секретарем суда под расписку, то я, расписываясь на подлиннике (на письме № 2104). Оговорился, что не могу исполнять таких секретных инструкций, как противоречащих и Закону, и моей судейской совести.

Одновременно с этим, я подал рапорт (от 28 июня 1908 г. за №7) вр. и. д. председателя Вил. военно-окружного суда. [8]

Рапорту моему не дали хода, прося меня написать письмо Гл. Военному Прокурору и Начальнику Гл. Военно-Судного Управления ген. Барону Остен-Сакену (при котором я служил в Вильне, в течение нескольких лет, в качестве военно-судебного деятеля).

В это время на меня стало надвигаться новое, очередное, «висельное» дело. Но я упросил не давать мне его впредь до получения мною ответа из Петербурга.

Письмом (от 2 июля 1908 г.) на имя ген. Остен-Сакена, [9] я выразил, в резкой форме, протест, упомянув о первых моих шагах к отставке, но, но все-таки, рассчитывая на ответ, который дал бы мне возможность разъяснить, рассеять мои судейские сомнения.

Барон Остен-Сакен ответил мне частным же письмом (от 3-го июля 1908 г.), [10] из которого я усмотрел, что и тут, в лице Главного Военного Прокурора, я не могу встретить понимания, сочувствия, поддержки, что, напротив от меня, как от военного судьи, ожидается, требуется рабское, беспрекословное исполнение секретных, беззаконных, бесчеловечных, политических циркуляров и инструкций – в смысле разгрома революционных элементов (в том числе и революционной молодежи), без пощады, вне Закона, под давлениями жандармов, строевого и военно-судебного начальства.

Показав это ответное письмо сослуживцам по Виленскому военно-окружному суду, как документ, свидетельствующий о безнадежной непорядочности высших, военных и гражданских, сфер Петербурга, я заявил, что служить в подобном ведомстве, при таких ненормальных условиях, я не могу, почему и подаю в отставку.

Все же, я съездил, для личных объяснений, в Петербург, к барону Остен-Сакену, имел с ним неприятный разговор, с предложением мне «убираться» из военно-судебного ведомства, если я не умею ценить того, что меня назначили военным судьей туда, куда я желал, в Вильну, несмотря на мои столкновения с начальством по делу жанд. Николаева.

Мое объяснение с бароном Остен-Сакеном, в результате своем, имело то, что, пока я подавал заявление об увольнении меня в отставку, из Главного Военно-Судного Управления в Виленский военно-окружной пришло секретное предписание об увольнении меня со службы, как лица, неспособного усвоить себе требования данного политического момента от военно-судебного ведомства и даже, поэтому, опасного (вредного) Правительству по своим убеждениям, колебаниям и недостаточной дисциплинированности.

Мне дали, однако, возможность уйти со службы по моему желанию, так как мое прошение об отставке столкнулось с вышеуказанным предписанием Гл. Военно-Судного Управления. (Всего, за вычетом отпусков, я пробыл военным судьею три месяца).

Товарищи по Вил. военно-окружному суду, зная мотивы моего ухода со службы, сочувствуя мне в тайне и сожалея меня, устроили мне проводы в виде общего обеда с речами, тостами, выражением участия, пожеланий и т.п. (Председатель и прокурор на обеде отсутствовали).

Как видно из моего указа об отставке, [11] я, с высокого положения военного судьи, генерала, с содержанием в 5000 руб. в год, с блестящей карьеров в будущем, очутился на положении отставного генерала военно-судебного ведомства, «на подозрении», с ничтожными пенсией и эмеритурой (да и то в виду признанной за мною особой комиссией болезненности).

До сих пор, при Советской власти, несмотря на нужду, обыски и аресты, в первые годы революции, я никому не показывал моей переписки о причинах выхода моего в 1908 г. (при ликвидации в том году революции) в отставку, со службы военно-судебного ведомства, так как считал неудобным ставить себе в прошлом, в особую заслугу, мой поступок, т.е. то, что явилось результатом естественной порядочности.

В то же время я и не скрывал, в частных разговорах, того, что являюсь едва ли не единственным генералом, да еще военно-судебного ведомства, который, в эпоху самой мрачной, бешеной правительственной реакции, решился официально, на почве исполнения служебных обязанностей, пойти в разрез с политическими, правительственными течениями царствования последнего русского императора Николая II и его министров.

Если я не пострадал, в те дни, сильнее, то потому только, что, по борьбе моей по делу жандарма Николаева, в высших сферах Петербурга знали, что я принадлежу к числу людей, которые, в области Закона, совести и юридической порядочности, не останавливаются на пол-пути, неспособны на уступки, компромиссы, а борются до конца, не заботясь, при том, о личном своем благополучии, хотя бы это грозило катастрофами в их жизни.

А. В. Жиркевич

г. Ульяновск
25 июня 1924 года

 


ПРИЛОЖЕНИЯ

Засвидетельствованные копии со следующих документов А. В. Жиркевича:

а) Приложение № I

Секретное (циркулярное) письмо начальника Главного Военно-Судного Управления бар. Остен-Сакена (от 23 июня 1908 г. № 2104) на имя ген. И. И. Мушруб-Тавердова.

б) Приложение № II

Секретный рапорт военного судьи генерал-майора Жиркевича (от 23 июня 1908 г. №7) на имя вр. и. д. Председателя Виленского военно-окружного суда.

в) Приложение № III

Письмо А. В. Жиркевича Главному Военному Прокурору и Начальнику Главного Военно-Судного Управления ген. барону Остен-Сакену (от 2 июля 1908 г.)

г) Приложение № IV

Собственноручное письмо Гл. Военного Прокурора барона Остен-Сакена (от 3 июля 1908 г.) на имя А. В. Жиркевича.

д) Приложение № V

Выписка из указа об отставке военного судьи генерала А. В. Жиркевича.

А. Жиркевич

По делу об убийстве жанд. Николаева и истории моей борьбы за правду у меня сохраняется особая переписка, отчасти секретного (по-тогдашнему времени) характера.

См. книгу мою «Пасынки военной службы».

В моем личном архиве хранятся еще документы, это удостоверяющие.

См. ту же книгу мою «Пасынки военного ведомства».

См. мою переписку в личном моем архиве.

См. Приложение № V.

См. Приложение № I.

См. Приложение № II. Председатель суда ген. Мушруб-Тавердов, в это время, находился в отпуску и место его занимал старший из военных судей.

См. Приложение № III.

См. Приложение № IV.

См. Приложение № V.